Болеслав Прус. Что такое бахвальство?

Было уже около десяти часов вечера. Солидного вида пан Эзекиль уже не в первый раз взглянул на свои наручные часы, седовласая пани Вероника закончила вязать гарусный платок, а пышнотелая замужняя дама, пани Бальбина, откровенно позёвывала. Столь явные признаки скуки способны были обеспокоить даже не слишком щепетильных хозяев, и потому совсем не удивительно, что известные своей гостеприимностью пан Сильвестр и его супруга места себе не находили, озабоченные тем, как бы им развлечь гостей. Внезапно, когда брови полуживого пана Сильвестра доползли до самой вершины лба, а коралловые губки пани Бальбины уже распахивались в ширину ворот, вопрос элегантного пана Фабиана, подобно разрыву бомбы, всполошил ангела тишины: 

- Был бы весьма признателен тому  – сказал пан Фабиан –  кто-бы смог мне подробно объяснить, что означает столь часто употребляемое нынче выражение «бахвальство».
- Нет ничего проще! – буркнул важный Эзекиль.
- Пожалуй, соглашусь с паном! – подтвердил гостеприимный пан Сильвестр.
- А…ах! – зевнула соблазнительная Бальбина.
- Спокойной ночи панству! – шепнула Маня, дочурка пана Сильвестра, миловидный четырнадцатилетний херувимчик, который был совсем не прочь подробнее узнать о бахвальстве, но заметив поданный заботливой матерью знак, вынужден был покинуть разбуженное общество, удалившись в свою комнату.
- Все эти распродажи со скидкой, премиальные ссуды, благотворительные концерты – сказал пан Эзекиль – все эти жалобы по поводу притеснения бедных слоёв со стороны капиталистов, всё это и есть бахвальство!
- Мой пан – отозвалась пани Вероника – зачем так далеко ходить, когда в кругу известных нам лиц существует столько лицемерия, что его вполне хватило бы для нагляднейшего объяснения этого понятия…
- Прошу прощения панове, однако мне пора! – прервала разговор пани Бальбина, никогда не отличавшаяся излишней церемонностью. – Полагаю, пани Вероника нашла свою любимую тему для беседы, и мне не хотелось бы ей помешать…
- Но пани! Дорогая пани! – одновременно заголосили гостеприимные супруги, стремительно поднимаясь с кресел, вероятно для того, чтобы задержать уход столь дорогой для них особы.
- Даю вам слово, панове, что не могу дольше оставаться! Муж станет беспокоиться, да к тому же у меня что-то разболелась голова! – щебетала пани Бальбина, лобызая на прощание дам и изящно протягивая ручки мужчинам для поцелуя.
- Может быть милостивая пани позволит её проводить? – поинтересовался уважаемый Эзекиль.
- Ах, благодарю! Сердечно благодарю! Мне всего несколько шагов ступить до дому. Адьё!
 Через несколько секунд её и след простыл.
- Всегда к мужу и всегда при муже. Женский идеал во плоти! – проговорил хозяин с двусмысленной улыбкой.
- Ах, боже мой! – заголосила с гневом пани Вероника. – Вот вам бахвальство во всей своей красе! Так крепко любит мужа и имеет не одну дюжину любовников!
- С виду вроде бы вполне рассудительна и тактична, а делает невероятно огромные расходы, в долгах погрязла – добавил пан Эзекиль.
- Прикрываясь простодушием говорит людям дерзости – добавил пан Сильвестр.
- Да это правда – подхватил милый Фабиан. – Пани Бальбина явила нам наглядный пример для объяснения заданного мной вопроса! Однако мой бог! – вскрикнул он внезапно – уже четверть одиннадцатого, а я ещё должен отвезти из театра мою сестру, пани баронессу X., позвольте раскланяться, панове…
- Как жаль! – вздохнула пани Вероника.
- Негоже, пан Фабиан, прерывать разговор, едва его начав – промолвила со сладчайшей улыбкой хозяйка.
- Ну что ж поделать! Если пан Фабиан должен проводить пани баронессу, мы не имеем права его задерживать – заключил хозяин.
Когда после сердечного прощания гость удалился, пан Эзекиль изрёк с весьма торжественным видом: 
- Не понимаю! Зачем этот юноша просит объяснить ему сущность бахвальства, когда он сам является ярким воплощением лицемера!
- Какой, однако, пан Эзекиль злобный! – шепнула хозяйка дома.
- Это не злоба, моя дорогая – заметил хозяин – а всего лишь справедливость. Никто не может сравниться с паном Фабианом в искусстве притворства. Я и сейчас не уверен, пошёл ли он к сестре, или отправился куда-нибудь ещё.
- Например за панной Бальбиной! – отозвалась пани Вероника.
- Но дорогая пани! – запротестовала хозяйка.
- Наименее вероятно что за ней – проговорил пан Эзекиль – и без того наш Фабианек редкий хвастун. Могу засвидетельствовать несколько случаев, когда этот молодец в своих фантазиях превзошёл самые смелые ожидания.
- А самое главное бахвальство это его показной аристократизм – прервала пани Вероника. – Ведь всем известно, что отец его был лакеем.
- Лакеем? А что же значит сестра баронесса?
- Значит то, что вышла замуж за поддельного барона, который перед тем несколько десятилетий торговал скотом.
- Но как же поместье самого Фабиана?
- Какое там поместье! – отозвался пан Эзекиль. – Пресмыкается перед знатными панами, берёт кругом кредиты будто бы для них, ну само собой при этом о себе не забывает. Вот и всё!
 - Побойтесь бога, панове, разве может это быть?! – спросила с дрожью в голосе хозяйка. – Кажется таким приличным молодым человеком!
- Дорогая Клоки! – обратился к ней муж – Милая Клоця, не удивляйся так. Ведь я тебе уже не раз рассказывал о Фабиане.
- Но милый Ксавек!
- Но дорогая Клоця!
Разгоравшуюся семейную ссору прервал резкий звук дверного звонка. Когда хозяин отворил входную дверь, собравшиеся увидели в передней слугу пана Эзекиля.
- Что случилось? – воскликнул с неумело представляемым удивлением пан Сильвестр.
- Прошу прощения у панства. Какой-то пан был у нас уже три раза и сказал, что непременно хочет ещё сегодня повидаться с моим паном.
- Странное дело! С превеликим сожалением буду вынужден покинуть панство.
- Не стоит сожалений! Лишь бы не случилось чего-нибудь неприятного. Спокойной ночи! – хором отвечали присутствующие.
- Ну и я, пожалуй, отправлюсь почивать – сказала пани Вероника, складывая своё рукоделие. – Боже мой! Как коварен нынешний свет! Например этот старый грешник Эзекиль всех подряд оговаривает, а сам похоже худший из них. Эх!
- Что он ещё натворил? – спросила хозяйка.
- Как будто ты не знаешь, дорогая Клоця! – укоризненно отозвался муж.
- Скряга, ростовщик, милая пани! – объяснила пани Вероника. – Не одного уже сгубил, а тот господин, который его сегодня ночью добивался, несомненно или несчастный должник, или нуждающийся в деньгах глупец. Доброй ночи панству!
- Великий Боже! – развела руками хозяйка.
- Да, да моя пани! Доброй ночи!
После взаимных объятий старая дама исчезла.
- Моя милая Клоця, – начал хозяин дома – ты просто не сносна со своими непрерывными сомнениями и удивлениями.
- А ты не стерпим со своими сплетнями на пару с пани Вероникой, которая так же фальшива, как её зубы и волосы.
- Но, Клоця, что ты говоришь? Действительно у неё есть свои причуды…
- Причуды? Разве это причуды оговаривать каждого за глаза, а в глаза льстить? Несносная женщина и довольно!  - воскликнула жена и вышла в соседнюю комнату.
Муж побежал за ней.
- Моя дорогая, не пойму – проговорил он раздражённо – откуда у тебя в голове оказалось сегодня столько морали? Ведь я прекрасно знаю какая ты обычно!
- А я тебя не понимаю! – вскричала жена. – Сегодня защищаешь Веронику, а ведь обычно про неё всякие гадости рассказываешь…
- Неразумная женщина! Разве мог я иначе о ней говорить. Ведь она за окном подслушивала.
- Ну и я не могла хвалить сплетни и сплетниц, ведь Маня во всё время нашего разговора подслушивала за дверью.
- Но ведь Маня спать пошла?
- Маня всегда так делает, когда хочет услышать то, что при ней не будет сказано.
- Хорошо воспитание! – буркнул муж.
- Довольно! – отрезала жена.
Между супругами непременно разыгралась бы очередная семейная драма, но к счастью они вовремя оглядели себя и тут же затихли.

(перевод с польского Андрея Волкова)